Форум » Мир развлечений и удовольствий » Мидас. Отель "МИНЬОН" (1) » Ответить
Мидас. Отель "МИНЬОН" (1)
Юмато эс Эрлитерис: Уютный отель с системой приват-номеров. Расположен в Мидасе, но рядом с погранично-цересской зоной. Однако считается очень благонамеренным местом. Если вы любитель неафишируемых встреч, это место для вас! При условии что вы платежеспособны, естественно.
Дин Фламберт: Дин улыбнулся в ответ на это простодушное описание и продолжил разговор, оставляя место паузами для еды: Константин Ван-Форте - До Диолана лететь близко. На хорошем лайнере четверо суток и мы дома... – глоток вина и вопрос – Ты когда-нибудь выезжал с хозяином из Танагуры? В ответ на отрицательный кивок он продолжил: - У нас будет удобная каюта, а если ты будешь плохо переносить космос, там будут врачи... Ты же их не боишься, Коста? Дин понял, что хотел бы задать сотню вопросов, для того чтобы хоть немного понять с кем он связал свою жизнь! Что любит и чего боится этот красавец?... Каким он станет на Диолане? И как его примет мама... Вот только ответить на все это любопытство могло лишь время и Фламбер это понимал! Понимал. Молчать же не мог. Словно слова как кирпичики складывали между ними узкую дорожку понимания и доверия... И Дин улыбался, любуясь и слушая – своего! – пэта.
Константин Ван-Форте: Пауза. Я стукнулся лбом о рамки, которыми мое естество окружило обучение. Во мне искали не только тело для удовольствия и становления характера, но и ту отдушину человечества, которую называют - пониманием. И какие бы комбинации я не изображал, эта жажда бы разбивалась о пустоту. Так стоит ли быть скалой на пути цунами? - Я их не люблю... - Признался я, опуская обращение. - Я понимаю ценность профессии - врач. Но... Когда они смотрят на меня, я становлюсь похожим на кусок мяса, цену которого прикидывают. Я... видел фильмы, они были старыми и какими-то нереальными, там показывали врачей... не из касты, но они проявляли такое внимание к больным... Но я думаю это ложь. Мой лепет напоминал мне истерику неврастеника, но это подсказывало мне моя интуиция. Правда - самое страшное оружие. Я не раз приходил к подобному выводу. - Врачи... словно воспринимают твое тело за некий бездушный компьютер. который всегда можно заставить работать. Заменив запчасти или память. Но разве... останемся ли мы людьми? Они немного... меня угнетают. потому что могут заставить меня жить вне зависимости от моего желания. Склеить вазу и засунуть во внутрь завядший, сломанный букет. Вино в моем бокале кончилось.
Дин Фламберт: Ассоциация, произнесенная Константином, заставила Дина вздрогнуть! Он мгновенно представил себе, ЧТО должен пережить человек, чтобы так относится к тем, кто спасает жизнь. Невольным движением потянулся к парню, накрыл ладонью сжавшуюся в кулак вокруг вилки руку Косты и проговорил: Константин Ван-Форте - Пока я могу... – глаза за линзами сморгнули не пролившуюся влагу - ..они к тебе так относиться больше не будут! Они будут уважать твои желания... – губы дрогнули в улыбке – Врачи вообще любят своих богатых пациентов.
Константин Ван-Форте: Деньги - это сила. Но как не странно в обратном направлении это выражение не действует. Но мой хозяин явно из тех людей, которые верят в такую аксиому во всех направлениях. И стоит ли мне спорить с ним? - А вы думаете, что мне предстоит часто с ними встречаться? - С хорошо спрятанной иронией, спросил я. Дин засмеялся, ответив: "Не знаю! Я еще почти ничего не знаю о тебе Константин! Но надеюсь что нет." Я тоже надеялся, что он не узнает МЕНЯ под всеми выстроенными личинами. Ибо если не смерть, то врачи мне обеспеченны точно. - Вы... - Незнание или невежество. еще хуже заблуждений. Что же я должен с ним делать? -... хотите узнать своего пэта? - Немой шок отразился на моем лице. Одно дело подстраиваться под чей-то стереотип, а совсем другое, плавать как пустая бутылка по морю. Жизнь пэта - хозяин. Нет других граней. Какое искушение... какой риск. я мог бы описать кучу историй, сыграть на жалости или человечности. Но разве в этом состоит искусство лжи? Разве... я знаю свое будущее? Я просто иду вперед... - Я никогда не жил сам, господин. - Вот она та грань. которая трется о разочарование. - Я даже не могу полностью описать мир в котором вырос... Но... если бы мне позволили выбирать, я бы выбрал... место где мне позволяют заботиться. Вот она вершина моей натуры. Я верю в бездну, которая поглощает правду .
Дин Фламберт: Заботится... Дин, вспыхнув, опустил глаза. Он всю жизнь искал кого-то, с кем можно было бы разделить не только постель, но и жизнь во всем ее многообразии. И всю жизнь обманывался в этом сам и обманывал других из-за своих склонностей так неодобряемых приличным Обществом и его отцом. Пары попыток «папы» познакомить его «с милыми, во всех отношениях подходящими Леди» убедили Фламберта, что как бы не влекли его личностные качества женщины, он мог представить дружбу с ней до гробовой доски, но не (хотя бы одну!) брачную ночь! К своему большому сожалению.... Дин поднял взгляд и улыбнулся Константину: Константин Ван-Форте - Не пугайся ты так, Константин... – пальцы, погладив ладонь парня, соскользнули отщипнуть хлебного мякиша и принялись скатывать из него шарик – Конечно, я хочу узнать тебя ближе! – рассеянный, прячущийся взгляд и улыбка – А разве ты этого не хочешь? Ведь теперь мы связаны контрактом... – улыбка стала отчетливо лукавой и взгляд вернулся к лицу парня - ...а это очень похоже на брак. Мы будем жить рядом, спать вместе... Ты же не против спать со мной рядом каждую ночь? Увидев еще большее изумление на лице Константина, Дин досадливо нахмурился: - Прости... Я.. Я привыкну к тому что ты мой. Я просто раньше никогда и ни кем не владел. Говорят к этому привыкают быстро... – глоток вина допитый залпом лишь бы унять волнение – Вот мы это и проверим. Дин кивнул увереннее чем чувствовал себя и обратив внимание что его «собственность» сидит перед пустой тарелкой спросил заботливо: - Хочешь еще что нибудь? Тут неплохие десерты... – покосился на заказанные и нетронутые Костой фрукты - ...мороженое и кофе обычные как везде, а вот молочные коктейли вкусные. Здешний повар вбивает в молоко варенные с медом или с сахаром фрукты... Говорят, он учился где-то в Федерации... Дин замолк, почти ужаснувшись, что и пищу и лакомства этот парень сидящий напротив него будет есть лишь по его выбору! Почему-то это было той каплей, что что-то сломала в его разуме, заставив полностью ПОВЕРИТЬ что – да! – так Коста раньше и жил! ВСЮ свою жизнь.... И всю полноту вытекающей из этого ФАКТА ответственности! О которой он не задумывался! Ведь уехав на Амои покупать себе живую игрушку Фламберт был уверен, что это похоже на заключение контракта на «секс-услуги» на его родине. С одним выгодным отличием – на Амои это было привычным, обычным делом иметь однополые связи, ведь там, как известно, очень мало женщин и поэтому «все гомики». Уже здесь он понял что пэты в сущности не партнеры своим хозяевам, а скорее бесправнее рабы! Сначала это его заинтриговало, ведь и он был «рабом» пусть и добровольным и не слишком долго... а главное у того, кто безумно увлек его своим шармом и любовью! Правда, потом оказалось, что любили не его лично, а его общественный – униженный! – статус. Оказалось так же, что он не мог переступить в себе некоторые вещи; такие как инстинкт самосохранения и, с большим удивлением им сами обнаруженную в себе некоторую долю гордости, которую переступить Дин не мог и ради страстной влюбленности. Но когда он убедился что на Амои в рабство не играют, а им живут... и умирают! Тут Дин и потерял интерес к «амойскому феномену».... И если бы не его мечты!... Дин судорожно вздохнул, возвращаясь к этому мигу – где он стал рабовладельцем высшей пробы. Господи! И что теперь с этим ему делать?... Пауза была секундной заминкой, как всегда когда Дина настигали «озарения» любого рода и Фламберт улыбнулся, привычно маскируя ее словами: Константин Ван-Форте - Хочешь молока?
Константин Ван-Форте: Это был подкуп! Я чувствовал это всеми фибрами души, но сделать с собой ничего не мог. Остапа понесло... Я знал. что он не может ничего обо мне знать (теоретически), но такая тонкая деталь... словно он смотрит своими прозрачными глазами творца мне в душу. Мои щеки чуть заолели, и я мог бы поспорить, что и кончики ушей тоже. - Без добавок. - Я сам удивился тому, как мой голос стал походить на мурлыканье. Это было плохо, но с другой стороны, он купил меня со всеми моими пристрастиями. А потом, чуть прищурившись. - Графин... или кувшин. - Я чуть замялся и уши заалели еще сильнее.
Дин Фламберт: Слава Богу!... Дин улыбнулся в ответ на это искренне смущение и поднял руку подзывая официанта. Когда тот приблизился, Фламберт попросил: Амойцу - Два литра молока. Без добавок. Константин Ван-Форте - Два литра хватит? – Дин улыбался подобной жадности – Ты так любишь молоко, Константин? В ответ прозвучало «Да, господин... Я не могу это объяснить» почти жалобным голосом, жест руки, откинувший волосы со лба назад был явственно охорашивающимся. И Дин, наблюдая за жадным блеском в глазах Косты устремленных на руки официанта, наклоняющие широкое горлышко большого кувшина полного белого молока над бокалом пэта, подумал «А! Была не была! Он же почти мальчишка!» И тут же покраснел, вспомнив КАКИМ этот парень был в борделе! С ним... И когда брал его и когда ему отдавался. За этими мыслями Дин молча расплатился за ужин и кивнул в ответ на предложение официанта запаковать десерт с собой. Глаза Фламберта не отрывались от забавного зрелища – пьющего молоко Косты. Казалось тот наслаждался каждым глотком и ловил даже убегающую каплю с губ, но даже этой жадной любви было трудно осилить два литра молока сразу! После сытного то ужина....
Константин Ван-Форте: И зачем я ел, спрашивается? Молочный гипноз действовал безотказно, и даже когда ноги сами встали вслед за хозяином, я не смог сразу упустить из вида свой десерт, а когда Фламберт с гордым видом прихватил мой кувшин, да так ловко, что нам вслед лишь кланялись и прощались... Я шел за кувшином... то есть хозяином. Когда мы вернулись в номер, я немного отошел от дурмана и смог уже рационально смотреть в пол. Честно признаться, усталость давала о себе знать... Сытный ужин, утомительный день и ласкающее небо молоко - это ли не лучшее снотворное? - В каком виде, мой господин, хочет меня видеть в своем доме? - Спросил я, зная, что у художника такой вопрос может в голове и не появиться, а мне придумывать новые аксиомы не хотелось.
Дин Фламберт: Дин обернулся на тихий вопрос, от холодильника, куда прятал заветное молоко Косты так ловко им уведенное со стола. Удобный предмет стоял в холле номера в скромной нише, под рукой, но не на виду. А вот парень так и застыл, оставшись стоять у дверей, лишь пальцы теребили повязанный вокруг шеи галстук и Дин сообразил, что Константина волнует должен ли он и в номере ходить так – одетый в непривычные ему тряпки. Закрыв дверцу Дин подошел к своему пэту вплотную и сказал, сам развязывая узел: Константин Ван-Форте - Одевайся как привык, Коста.... – он, не удержавшись, коснулся губ со вкусом молока поцелуем – Мы завтра с утра сходим и купим тебе удобную одежду. Только тебе придется мне подсказать, что ты носил... Что хотел бы носить. Дин вовремя поправился, подумав, что носить у прежнего Хозяина Коста мог что угодно, а ему бы не хотелось видеть это тело в цепях.... Или синяках! - Слуги у меня нет... Но думаю, что и без него мы справимся? Или на эту пару дней тебе обязательно нужен фурнитур?
Константин Ван-Форте: Какие вопросы и предложения... Я сам себе стал напоминать нудящую и погрязшую в прошлом старушку. До того, меня раздражало его отличное от стандартов мышления. Но это же меня и радовало... Я чуть жеманно пожал плечами, задумчиво хлопнув ресницами. Нет, я конечно могу сам о себе позаботиться и одеться за 20 минут тоже, но ( я опять повторяюсь и это меня раздражает) этого я сказать не мог. - Надеюсь, мой уход за собой не разочарует моего господина. - Это прозвучало игриво, потому что я... следуя его указаниям, ходить как "привык", снимал с себя одежду. До трусов. На самом деле, я очень люблю форму. Мы ее редко носили, но пару раз все-таки довелось... Эти линии и бесконечное ( все относительно, по сравнению с комбинезоном) число пуговиц. Меня заводил сам факт одевания подобной одежды. Горлышко стоечкой... выглаженная... с вышивкой... Но стоя сейчас в одних плавках, я показывал, что именно так я и жил. Походкой хищника, который якобы готовится пометить свою территорию, подходя к художнику. - Должен ли я буду помогать господину в уходе за собой, если у него нет фурнитура? - Последнее слово было произнесено немного удивленно и небрежно, когда сам я поцеловал Фламберга в щеку, совсем близко к губам. Я был любимчиком, мне простительно.
Дин Фламберт: Губы так привычно-небрежно коснувшиеся его щеки растопили сердце Дина и он совсем не стесняясь обнял нахала и коснулся губами губ в ответ: Константин Ван-Форте - Ты нравишься мне таким какой есть, Константин. – ладони огладили крепкие плечи и скользнули на грудь провести пальцами по соскам – А еще я не привык к нянькам. Как десять исполнилось так и стал от них убегать. Дин улыбнулся своим воспоминаниям и еще раз с удовольствием погладил/отследил упругую лепку литых мышц груди и пресса Косты. В кончиках пальцев рождался знакомый зуд и взгляд становился прицельно-острым, Дин сам не осознавая сейчас впервые смотрел на собственное приобретение взглядом Художника на Модель. С хищным прищуром тигра на охоте.
Константин Ван-Форте: Ой, ли? Таким какой есть... мой дурной язык мог бы с легкостью оспорить твою теорию, но всякая аксиома заслуживает хотя бы временного существования. В нашем случае точно. Его взгляд был немножко странным. Я бы мог так смотреть на будущую цель, но его поведение озадачивало.... Единственное что я мог сказать точно, что мне необходимо было по-хозяйски сейчас прижать к себе художника, этак по свойски довольно заглядывая ему в глаза. - Значит мой господин ухаживает за собой сам... - Я прижал его еще сильнее. - Мне тоже следует научиться?
Дин Фламберт: Пальцы Дина прошлись по широчайшим мышцам спины Константина, огладив. Их кончик сейчас были подобны чутким сенсорам, Фламберт буквально впитывал эти изгибы – дико хотелось взяться за карандаш! – однако обидеть парня ему не хотелось и глядя в глаза своего пэта Дин улыбнулся: Константин Ван-Форте - Нет, конечно! – смутился – Умываться и чистить зубы придется самому, но вот для массажа и стрижки и уходя за ногтями и кожей на Диолане есть масса специалистов! Я запишу тебя к своему мастеру, она очень приветлива и руки у нее приятные... Думаю она понравиться тебе, а ты ей. Дин чуть отстранился от объятий и добавил с тайной надеждой: - Ты не устал, Константин? Пойдем я покажу тебе спальню.... Или сначала в душ?
Константин Ван-Форте: Спальню? А он мужик... после стольких прикдючений за день, задница еще чешется? Хотя... если присмотреться. он хочет чего-то другого. Но чего? И как я могу отаказать господину. - Вашу спальню господин? - Заинтересовался я, потокая его желаниям.
Дин Фламберт: Дин вновь смутился: Константин Ван-Форте - Да... Пауза была крохотной, просто вглядеться в заинтересованный, простодушный взгляд чтобы вспомнить кто тут кто, продолжил Фламберт увереннее: - Тут есть еще спальня, но я хочу что бы мы спали вместе... – неопределенным тоном - ..пока. В ответ объятие стало явственно игривым и Дин добавил: - Ты устроишься спать, а я немного порисую... А потом... Потом увидим. Закончил внешник явно более твердым тоном.
Константин Ван-Форте: Кажется, кто-то понял куда он попал и принялся щупать почву и возможности. ЭТО есть во всех людях, как бы мы не прикрывались цивилизованностью. Когда наше ХОЧУ, становится доступнее и влиятельнее, нашего - не должен, хочу всегда побеждает. Вот и сейчас Фламберт щупая меня чувствовал опьяняющую грань между этими короткими словами. - Я могу ворочаться во сне... - Вот она правда в лицо, такая желанная и долгожданная, особенно когда мы раскрываем секреты нашей "черной" подноготной, открывая слабости. легкая заминка, чтобы поцеловать в щеку. - Раньше я спал на ковре... - Не совсем правда, но это как посмотреть.
Дин Фламберт: Константин Ван-Форте - Нет! Пойдем-ка в кровать... Дин разжал ладони и отступил на шаг, Коста послушно отодвинулся еще на один и Фламберт улыбнулся, беря его за кисть: - Ничего что ты во сне двигаешься, кровать тут широкая... Он провел пэта через холл совершенно забыв от разбросанной одежде, Дину не терпелось взять в руки бумагу и карандаш, поэтому толкнув двери в спальню он кивнул Константину: - Устраивайся... в шкафчике есть пижама и полотенце. – включив свет у двери – Дверь с орнаментом ведет в ванную... Я сейчас вернусь! Дин на миг задержался, коснутся губами плеча пэта, а потом вышел. Он помнил что кофр с его художествами обслуга устроила где-то в холле.... Поиски заняли почти двадцать минут. Дин уже озверел, даже собрался звонить к портье, но таки увидел драгоценный груз небрежно задвинутый рядом с пылесосом в узкую, низкую нишу. Ворча «Засунули, блин!» Дин зарылся в прямоугольный, обтянутый потертой тканью ящик где в безукоризненном порядке лежали его любимые кисти, краски, перья, карандаши с мелками и углем, а так же листы бумаги... Выбрав десяток из них, прихватил пару графитовых стержней в дорогущей деревянной оболочке и вернулся в спальню. Константин уже спал. Парню не мешал даже свет довольно ярко льющийся с потолка. Он обняв подушку почти уткнулся в нее лицом, дышал беззвучно и ровно, расслабившееся во сне лицо было невинно-мальчишеским, очень милым. Дин постоял минуту засмотревшись на эту метаморфозу и лишь потом пригасив верхний свет устроился в кресле напротив кровати. Отрегулировав укрепленный в стене светильник так чтобы свет падал на лист бумаги, оставляя все остальное в полутени Фламберт вдохнул-выдохнул резко и начал рисовать!
Дин Фламберт: Первый час из-под его длинных, чутких пальцев быстрыми, точечными штрихами рождались эскизы лежащей на постели безумно красивой мужской фигуры. Сначала весьма точно укрытой до крепких, округлых ягодиц смятой простыней... Но вот словно оживая нарисованный Дином Константин перевернулся на бок, на спину... раскинулся и выгнулся в страстном порыве... Лица было практически не видно из-под завитков густых прядей, хотя очертания подбородка, скул, фрагментов профиля были вполне узнаваемы, просто скупо и не очень отчетливо прорисованы. Зато мельчайшие подробности фигуры были вырисованы очень четко от точёной лепки крепких стоп, до возбужденно вздыбленной (и тоже очень красивой) плоти. Какие-то особенности фигуры Константина Дин рисовал и отдельно, прикрывая глаза для того чтобы лучше вспомнить.... Дорожку почти бесцветных, очень тоненьких и редких волосков что тянулись от ровно-кругло-углубленной впадины пупка к паху, ладонь раскинутая безвольно и один палец с едва заметным тоненьким белым следом зажившего шрама чуть поджат, губы с фрагментом подбородка уверенно улыбающиеся и рядом тот же рот приоткрытый в страдальческом крике... Дин рисовал как иные пьют – запоем! Десять листов формата А1 таяли своей чистотой покрываясь графитом растертым в свет и тени... Пережитое становилось рисунками полными эмоций... Через четыре часа уже вздрагивающей от усталости рукой Дин наконец довел рвущееся из сердца до чего-то приличного... Два листа легли на ворох листов – на одном в вольной позе на спине, опираясь на локти жила мечта, смеющийся довольно, лукаво щурящийся Константин, а на другом.... На втором листе два профиля застыли друг против друга! С верхнего угла вниз смотрел Хозяин. Скучающе-любопытствующую маску холеного, идеально-правильного красивого лица разбивали яростно горящие чуть суженные глаза, намеченные длинные пряди падали вдоль чуть впалых щек... Продавец у Дина получился очень похожим на того элиту Блонди что купил лот №, хотя следуя реальности пряди он зачернил... И навстречу этому страшному лицу тянулось, запрокинутое к нему словно к светилу, лицо Адама.... Полное горчащей и преданной и проданной любви. Последним, уже совсем вялым движением Дин чуть растушевал уголок рта Косты, делая нарисованную им складку менее резкой, словно чуть смягчая тоску проступающую сквозь бумажный лист и пробормотал: - Неплохо.... Карандаши он осторожно приткнул на столик чтобы те не могли упасть, скатится, сломаться. А рисунки уложил лицом вниз следуя древнему суеверию всех художников Терры. Потом стянув с себя костюм и брюки Дин пристроился рядом с раскинувшимся Костой и очень быстро провалился в глубокий и крепкий сон. Сон уработавшегося человека.
Константин Ван-Форте: Что есть сон? Во сне люди прячутся от реальности. Прячутся и находят себя. Во сне… во сне люди могут наконец увидеть желанное будущее. Но меня редко посещали радужные сны. Обычно они были яркими, но обрывочными… Детство… слова родителей… «Костя, ты должен запомнить… Это очень важно…» Важно… важно… важно… Я не знал, что мне искать… Я кричал и тянул свои руки в закрывающийся черный проем, словно передо мной вырос щит. Такие сны видел часто, но сейчас это стало для меня неожиданностью, словно меня кинули в прорубь без предупреждения. И я несся по этому темному коридору придуманной реальности, как безумный, ища выход… Но сколько бы я не бил кулаками о тупики, выхода не было. И только ярость, страх и любовь… к жизни и своей личности. Я бился кулаками об очередную каменную стену в очередном повороте, разбивая каменную кладку кулаками… Разбивая руки в кровь. Я так хочу на свободу! Как же больно! Я проснулся. Судя по часам, висящим на стене, сейчас было позднее утро. Прижимая к себе все еще спящего художника, я невольно подумал: «Что-то ты расслабился Змей, спишь почти до обеда…». И если мысли о долге были первыми, то мысли о голоде – были важнейшими. Но стоило осмотреться… Даже не шарясь по углам, я мог предположить слежку. Паранойя. Такая точная и пока еще не подводившая мою задницу. Как говорится, не суйся в кусты без вазелина. И лежа сейчас с Флабертом посапывающем как малое дитя на моей груди, я думал, стоит ли мне вставать или нет. И что из моих действий было бы правильным. Скосив на спящего хозяина, я смог понять. Что в ближайшее время он просыпаться даже не собирался. Ему такое просто не снилось. Выбравшись из под прижимающего меня к постели тела, я направился в ванную, где облегчившись и выполнив основные пункты гигиены, я думал о том, стоит ли мне искать аптечку, чтобы обновить повязку… порез не был столь серьезен, а вот риск… На Амои к камерам в туалетам относились более практично, чем к бесплатному порно. В конце концов камеры в спальне всегда интереснее… Но почесав подбородок, я решил вернуться в спальню. Руки чесались, как при неизлечимой аллергии. Но позволить себе лазить по хозяйским ящикам я не мог, как и по личному компьютеру. Какая жалость! И лишь пройдя в опасной близости с мольбертом и искусственно созданным «сквозняком» уронив рисунки, я позволил себе остановиться. Изменение в интерьере я заметил сразу. Я знал, что Фламберт собирается немного порисовать, но держать результаты его трудов – это совсем другое. Это был я… И если бы не мои стальные нервы. Я бы в суеверном страхе уставился бы сейчас на автора этих рисунков. Меня поймали и вывернули на изнанку. И я не мог понять, чего больше в этих рисунках. Моих масок или самого меня. Мои закушенные губы, преданность и страсть… Я даже не мог подумать, что все это настолько явно бурлит на моем лице. Вот я выгибаюсь. А вот я сплю, словно потерянный ребенок. Ребенок уснувший посреди темного коридора… Страх охватил мою душу. Мне так хотелось выкинуть эти рисунки прочь, спрятав лицо руками. Это как трещина на только что выкрашенном яйце… Ее не ждешь, но она есть. И рассматривая себя в разных ракурсах на этих рисунках, я чувствовал. Как ко мне подползает истерика. Что я делаю? Ради кого? Но на эти вопросы не было ответов, не сейчас, когда прошлое являлось лишь во снах, а будущее казалось голографическим фильмом. Столько эмоций в одном карандаше… Господи, зачем же так явно изливать душу? Мою душу. Ведь бумага способна предавать… Пальцы дрогнули, желая уничтожить. Разорвать на мелкие кусочки. Чтобы даже памяти не осталось. Разве может кто-то увидеть это беззащитное лицо с чуть подрагивающими ресницами? Разве возможно показать миру этот не произнесенный стон позы? Нежно улыбающиеся полуоткрытые губы? И почему этот человек на рисунках является мною? Как я могу настолько слепо открываться… Меня вытолкнули голым на сцену и заставили рассказывать о личной жизни. Я положил рисунки на место, пытаясь унять дрожь в руках. Если раньше я чувствовал грань носом, то теперь я скользил по ней. И каково бы не было искушение, взять из спрятанного холодильника молоко, я вернулся в кровать… Вдох-выдох. Концепции йоги. Вдох диафрагмой на счет восемь… Удержать на тоже число… Выдох… Один, два три, четыре. Пять, шесть, семь, восемь. И повторить. А потом, новыми глазами рассматривая спящую фигуру, скользнуть руками по его телу и опустить его трусы до колен. Мои губы обхватил вялый член. Медленно и со смаком лаская его языком. Заставляя его подниматься. Даже если ты ботт в постели, это не меняет твоей физиологии. Я отсасывал с голодным азартом, зная, что лучше пробуждения во время оргазма, может быть только пробуждение после обмывки новых погон. Хотя второе мне ощутить еще не удалось. Я играл с головкой, облизывая ее языком и разводя ноги хозяина в стороны… Вот тебе и завтрак.
Дин Фламберт: Дин видел сны.... Его сны с детства были странными, в них царил разноцветный хаос причудливых линий и расплывчатых образов быстро сменяющих друг друга, искать в них рациональное зерно Фламберт отвык быстро, еще в отрочестве! После трех первых визитов к психоаналитику что устроил ему отец в ответ на чистосердечное признание что мальчишки КРАСИВЕЕ девчонок. Поэтому когда у смеющегося пиона с которым он разговаривал вдруг выросли мягкие, лошадиные губы и начали касаться его паха мальчик-Дин не удивился.... А спустя пару минут мужчина-Дин проснулся с улыбкой и длинным стоном: - Ммммм..... Вслед за стоном появилось ощущение восхитительной легкости и блаженного, полного довольства! Настолько полного что Дин еще понежился молча раскинувшись под ласками слизывающего с него излившуюся сперму языка. Он уже понял что чудесное пробуждение было плодом усилий Константина и пережив минуты сладкой расслабухи Дин с улыбкой потянулся к своему любовнику руками: Константин Ван-Форте - Ты всегда будешь меня будить ТАК сладко, Коста?!
полная версия страницы